В сороковой, предвоенный год я окончила фельдшерский
техникум в Харькове и вместе с группой наших девчат была направлена на Север
— в Печору. Канин-Нос, куда я прибыла, представлял тогда пустынный
высокий берег реки. Здесь же располагался первый лазарет лагеря. Это три
полуземлянки, углубленные на метр в землю, забранные неотесанными деревьями.
Внутри — сплошные нары из жердей, застланные еловыми лапами. Белья и матрацев
не было. Больные в чем были, в том и лежали. Первый раз зашли и ужаснулись.
В землянке — человек двести. Санитар говорит: «Вот сейчас надо
узнать, кто из них живой, кто мертвый. Берите историю болезни и выкликайте.
Если отзовется — пайку хлеба ему, если молчит — пайку хлеба в сторону
откладывайте вместе с историей болезни». Накануне было двести больных.
За ночь умерло двадцать. Но кто есть кто из этих умерших? Потом кто-то
догадался. Поступает больной — ему на ногу вешают бирку с фамилией и
инициалами. Так началась моя работа.
Позже землянки стали перестраивать под подобие больницы, а уже в начале
пятидесятых был построен больничный комплекс — первый в Печоре.
Женщины-заключенные работали у нас. Они считали, что им повезло.
Конечно, это не на общих работах в лесу или на железной дороге. Было несколько
женщин — жен инженеров с Донбасса. Помню Варвару Яковлевну Кузьмичеву.
У нее муж, кажется, был послом в Японии. Его посадили, ее тоже. В 47-м году
освободилась Светлана Тухачевская, дочь маршала. Когда ее посадили, ей было
всего 16 лет. Ну, каково ей было бы в зоне, на общих работах? Добрые люди
спрятали ее в психбольницу. Там она помогала санитаркам, оттуда и освободилась.
А врачи-заключенные? Это были медицинские светила, и даже не имея ни лекарств,
ни инструментов, творили чудеса, вытягивали с того света подчас безнадежных
больных. Академик медицины Лев Александрович Зильбер — всемирно известный
микробиолог и иммунолог. Колдовал над какими-то препаратами. Для пеллагриков
какие-то дрожжи делал. Все для спасения людей, хотя его никто не заставлял.
Профессор Григорий Михайлович Данишевский. Известен как основатель и первый
директор института курортологии и института усовершенствования врачей.
Старожилы же Печоры помнят его как прекрасного врача, человека щедрой души
и редкого обаяния.
Однажды, когда еще шла война, меня должны были командировать в Москву,
Данишевский попросил передать письмо для дочери. Я с этим письмом прихожу на
3-ю Мещанскую, позвонила. Дочь Григория Михайловича открыла дверь, как увидела
меня с письмом, затащила в квартиру, спросила, не видел ли кто меня? А потом
говорит: «Приходите завтра, У нас будет друг дома, вы ему расскажите все про
папу». Назавтра я пришла. Вижу — какой-то военный в генеральской форме.
Как потом
выяснилось, друг Григория Михайловича — главный хирург армии Николай
Нилович Бурденко. И он давай спрашивать у меня: — Как он живет? —
Сколько получает? — Какая у него комната? Ну, ничего, оказывается, не знает и
не понимает. А я-то думала, что одна такая наивная была.
После освобождения из лагеря Григорий Михайлович мог бы сразу вернуться
в Москву, но он ждал освобождения жены, которая была арестована «за связь с
врагом народа». После десяти лет лагеря она вышла на волю совсем больная...
М. КОМЛЕВА. г.Печора.
На снимке: лазарет № 1 в г. Печоре. Фото В. Чиванова.1989 г.